Дочь рок-звезды. Бывшая жена рок-звезды. Кинодива. Эльфийская принцесса. Возлюбленная Халка. Забудьте все, что вы знали об обладательнице вторых по популярности губ Голливуда. Луиза Брили встретилась с настоящей Лив Тайлер.
Факт, который все знают о Лив Тайлер. Она дочь того самого Стивена Тайлера из Aerosmith.
Сегодня самый холодный день в Нью-Йорке с тех пор, как наступила зима. Лив Тайлер опаздывает на обед, и я начинаю дергаться. Не из-за того, что Лив Тайлер опаздывает. Даже не из-за того, что она опаздывает уже на полчаса. Просто ресторан Sant Ambroeus, наверное, самое шумное место, которое могла выбрать Лив Тайлер.
На столе у меня дешевый диктофон с распродажи на Тоттенхем Роад. Машинка обещает неплохую запись, но попурри из Фрэнка Синатры колотит из восьми колонок на стенах. За окном уровень жизни упал до «минус 18». А я тихонечко потею.
Факты, которые вы читали про Лив Тайлер в интернете. Ей 31 год (*на момент публикации оригинального материала — прим. ред.). По гороскопу — Рак. С 2003 года была замужем за музыкантом Ройстоном Лэнгдоном. Он раньше был лидером группы Spacehog, родом из Лидса (город в Йоркшире — прим. ред.). Они развелись в мае 2008 года. У них четырехлетний сын Майло. Школьницей она танцевала стриптиз с Алисией Сильверстоун в клипе Crazy (Aerosmith). Её мать — Биби Бьюэлл, певица, модель журнала Playboy и суперфанатка (она завоевала сердца Стивена Тайлера и Тодда Рудгрена — человека, которого Лив считала отцом до 11 лет, — а также Дэвида Боуи, Игги Попа, Лу Рида, Джимми Пэйджа, Мика Джаггера и Элвиса Костелло). Неплохой улов.
Столик, который выбрала Тайлер, находится в глубине ресторана, в углу, рядом с испанскими туристами, громко обсуждающими очарование ресторана. Я насчитала одиннадцать говорливых старушек в меховых куртках с дорогими прическами до того, как начала проверять звук диктофона. Повысив голос, тщетно пыталась сказать: «Проверка, проверка, раз, два, три». Хоть диктофон был довольно близко ко рту, на записи прекрасно слышны испанские: «Я слышала, они славятся своими тортиками». Гадство.
Факты, которые вы, возможно, не знаете о Лив Тайлер. Она постоянно смеется. Любит морковку бренда Mark & Spencer. Ненавидит публичные выступления в любом виде из-за того, что сильно нервничает на пресс-конференциях. Перед камерой превращается в прекрасную нимфу. У нее мягкий детский голос, как у Мэрилин Монро. За два часа интервью, она сказала слово «нормально» восемь раз со ссылкой на себя. Она употребляет такие слова, как «чертов», «блестяще», «истеричка» и «идиот». Она грезит о Джонни Деппе.
Внезапный шквал снега за окном знаменует прибытие Тайлер. Черный шерстяной плащ, черные колготки, черный карандаш для глаз и черные туфли-лодочки. Длинное каре с челкой темнее, чем я ожидала. Она высокая, но не крупная. Выглядит уставшей. И она мило и широко улыбается.
— Добрый день! Простите, я сильно опоздала.
— Совсем нет, — говорю я. — Ничего страшного. Все нормально. Я Луиза.
— О, — улыбается она, — я Лив.
Мы пожимаем друг другу руки, смутившись. Потому что, конечно, она знает, что я знаю, что она знает, что я узнала до этого её имя. И все-таки как-то немножечко неловко. Небольшая пауза.
Почему Лив опоздала. Мой лучший друг Бобби, который живет в моем доме, сказал: «Хочешь, я тебя разбужу, если ты проспишь?». А я такая: «Бобби, Майло встает в пять тридцать. Я собираюсь быть бодрячком в пять». В итоге, встала в десять. Потом ещё подремала, спустилась выпить кофе с ним, посмотрела на часы, и было уже без пятнадцати двенадцать. Я взлетела наверх с воплем: «Что мне надеть?!» Потом не нашла чулки — все они или остались в Лос-Анджелесе, или просто исчезли. И только затем я нашла сумку с новыми чулками и очень обрадовалась.
Я сказала, что мне нравится её плащ. Она нахмурилась: «Я совсем забыла, что сегодня воскресенье. Вам не кажется, что здесь слишком громко? Что мы будем делать?» Я ответила, что не знаю. Пойдем куда-то еще?
Тайлер странно посмотрела на меня и приняла решение: «Хорошо. Почему бы нам не уйти отсюда и не сесть у меня на кухне за столом? Я могу сварить кофе». Она заказывает яичницу и салат и просит доставить к ней домой.
Мы бодро прошагали квартал до её дома. Обе все ещё немного нервничали. Невероятно холодно. Плащ Тайлер прекрасен, но выглядит далеко не теплым. Она болтает, чтобы заполнить паузы.
Ее агент строго-настрого запретил мне поднимать тему развода. Не поднимаю. Между тем, пока мы добирались до её дома, Тайлер только и говорила что о конце её пятилетнего брака: «Немного грустно, потому что это тот самый дом, в котором я всегда жила со своим мужем. Я в первый раз за четыре месяца вернулась сюда. Только вчера прилетела из Лос-Анджелеса. Многих вещей нет. Рой много чего увез».
Откровенность Тайлер о разводе и очевидная боль, скрывающаяся за этим, мгновенно обезоруживают. Ощущаешь всю неправильность, когда не говоришь, что тебе жаль, что понимаешь ее. Поэтому я нарушила первое правило интервью со знаменитостью и доверилась человеку.
Мы подошли к парадной. Тайлер касается моего плеча и улыбается. Доброй улыбкой, которая говорит, что она знает о моих мыслях, и все будет хорошо: «Знаете, Луиза, в чем сложность, когда проходишь через боль развода — это то, что каждый скажет: «Когда-нибудь все образуется». А ты такая: «Отвали! Ты не знаешь, что я чувствую». Но на самом деле, длится все это очень долго. Но ты и вправду однажды просыпаешься, и ощущаешь, что немного, чуточку, капельку, но легче...»
Дом Лив Тайлер на Манхэттене. Трехэтажный коттедж из серого камня. Она открывает подвальную дверь, которая ведет прямо в гостиную. Там всего лишь один стул и вешалка с надписью: «Для моих и Майло шапок из шерсти альпаки». Черно-белое фото Дэвида Боуи, сидящего на серванте. Белое обитое кресло лицом к двери. Слева лестница, ведущая наверх в спальни. Справа арка в маленькую комнату с зелеными деревянными шкафами и раковиной дворецкого. За комнатой идет кухня.
Лив Тайлер:(вешая наши пальто) Я не приглашаю вас наверх, там много личных грустных воспоминаний. Вещей уже нет. Картин на стенах, мебели — ничего нет. Бред какой-то, все очень странно. Слава Богу, хоть кухня выглядит прилично... Я ненавижу давать интервью. Очень нервничаю. А впоследствии думаю: «Господи, что я сказала, зачем я это сделала?» До вас ещё никто не был у меня на кухне. Не то, чтобы это очень интересно... (смеется)
Луиза Брили: Ну, я не знаю. Такого холодильника, как ваш, я ещё не встречала. Он же размером с сарай.
ЛТ: Смешно, не правда ли? Обычно он забит, но сейчас пустой, потому что мы уехали.
Фильмы Лив Тайлер. Тайлер была милой в ангорском джемпере в культовом фильме «Магазин “Империя”», но совершила прорыв, расставшись с девственностью в «Ускользающей красоте» Бернардо Бертолуччи. С тех пор она влюблялась в Рэйфа Файнса в «Онегине», в Хоакина Феникса в «Выдуманной жизни Эбботов» (он был её кавалером и в жизни на протяжении трех лет), в Бена Аффлека в «Армагеддоне», в Вигго Мортенсена во «Властелине колец», снова в Бена Аффлека в «Девушке из Джерси», в Кейси Аффлека в «Одиноком Джиме» и совсем недавно в Эдварда Нортона в «Невероятногм Халке». Прошлой осенью её терроризировали неизвестные в масках в «Незнакомцах».
ЛБ: Итак, я посмотрела ваши фильмы, пока летела, и прошлой ночью в отеле.
ЛТ: И вы уснули.
ЛБ: Нет. Ну ладно, только во время долгой развязки в «Невероятном Халке».
ЛТ:(смеется) Я никогда не смотрю свои фильмы. Недавно я задумалась, что Майло уже готов посмотреть «Властелина колец», потому что ему очень нравятся драконы и принцессы. Он постоянно называет меня своей принцессой. Он забирается в мой стенной шкаф, там есть одно платье «в пол», и просит меня надевать его каждый день. А я такая: «Погоди! Я же и есть та принцесса из фильма!». Я не могу найти кофе. Наверное, Бобби куда-то его засунул. (Она идет к лестнице и кричит) Где кофе?! (неразборчивый ответ из-за двери) Спасибо!
Кухня Лив Тайлер. Во главе комнаты стоит сосновый стол из больших черных блестящих блоков. На холодильнике три крошечных записки. На двух из них написано «Майло» детским почерком. На рабочей поверхности CD-проигрыватель в стиле пятидесятых, небольшой кулер с водой, две синие банки для хранения продуктов — на одной написано «Кофе», и бутылка лимонного сока.
На стене над камином небольшое пятно от часов. На полу красный детский стульчик, пожарная машина и доска. На окне металлические решетки. На столе большая тарелка с одним единственным яблоком, бутылка пятновыводителя, банка с розовой гималайской солью и пепельница с пустой пачкой «Мальборо Лайтс».
ЛБ: Вы курите?
ЛТ: Иногда. Сейчас курю тут, т. к. нет никого. (она садится, поджав колени к подбородку) Итак, травма. Я думала: «Все будет хорошо: у меня дом, полный одежды, поэтому мне нужно только привезти сумку с туалетными принадлежностями, компьютер, книги и нижнее белье».
Когда я приехала, то вспомнила, что провела большую чистку гардероба перед отъездом. Я раздала абсолютно все. Блин! Потом я вспомнила, что Стелла Маккартни подарила мне этот плащ на день рождения. Я заглянула в шкаф, и плащ висел там с золотым ореолом вокруг. Я рада, что он вам нравится.
Я не ходила в магазин пять месяцев. Перестала читать все модные, и вообще любые журналы. Я не хочу быть под влиянием того, что модно и что немодно, выглядит ли кто-то круто или нет. Если среди ночи я встаю пописать и нахожу журнал на полу в ванной, я почему-то начинаю вспоминать банальные заголовки, типа «500 лучших черных топов». Поэтому я читаю только книги – «Прощай, оружие» разбивает мне сердце — или журналы по интерьеру.
ЛБ: Вы где-то меняли интерьер?
ЛТ: В доме в Лос-Анджелесе.
ЛБ: Но вы же из Нью-Йорка!
ЛТ: Конечно же, я полностью, без сомнений, стопроцентно из Нью-Йорка. Было очень трудно на другом месте. Мой сын примерно каждые два дня говорил: «Мама, когда мы поедем домой?» Все, что со мной произошло, случилось с появлением Майло, поэтому мне тяжело находиться в этом месте. Многое поменялось здесь. Мне казалось, что за нами постоянно следят.
ЛБ: Вы уверены?
ЛТ: Ну, вокруг много прохожих и туристов. Кажется, будто они идут по маршруту тура «Секс в большом городе», прогуливаются мимо каждого дома. Я же хотела, чтобы у моего мальчика было такое же детство, как и у меня в штате Мэн, или у Роя в Лидсе. Я не знала, как быть. Когда мы с Роем расстались, мне было трудно жить в этом доме без него. Вот мы и решили перебраться в Лос-Анджелес ненадолго. Я даже думала: «Я актриса с шестнадцати лет и никогда не была в Лос-Анджелесе. Надо посмотреть, на что он похож». (Лив идет к телефону и заказывает обезжиренное молоко, свежий номер «Нью-Йорк Таймс» и две пачки Мальборо Лайт).
ЛБ: Как вы думаете, когда вы сможете вернуться к работе?
ЛТ: Когда все это произошло, я не прочитала ни одного сценария на протяжении полугода. Я просто не была готова работать. А сейчас кажется, будто Новый год, я готова.
Новый дом Лив Тайлер в Лос-Анджелесе. Дом в испанском стиле двадцатых годов. Терракотовая плитка. Много травы и одинокое лаймовое дерево. Её псу Нилу там нравится. Когда она приехала, дом был совершенно пуст: «Ни телефона, ни вилки». Все полотенца и стаканы от Calvin Klein: «На их вечеринке мне дали этот замечательный сертификат на покупку, и я такая: «Да! Наконец-то я использовала хоть одну такую штуку! Здорово!» Тайлер спит в пижаме с детским одеяльцем Майло.
ЛТ: Я не заметила, как пришла зима. Прошлой ночью я приехала и вокруг все в снегу, невероятно! (Она идет к двери, принимает заказ и кричит мне) Я выросла в Нью-Йорке и Мэне, поэтому мне нравится мороз. Я как эскимос. (Возвращается с коричневым бумажным пакетом и разбирает его) Сигареты. Одна вам, другая мне. Странно все это. У меня было больше уединения в Лос-Анджелесе, потому что можно было носиться во дворе. Но папарацци — странные люди, они натурально преследуют. Как будто у них есть кто-то, кто постоянно дежурит в машине, поэтому, всякий раз, как я выхожу из дома...
ЛБ: Что?
ЛТ: Ага. Я очень скучная: вожу сына в школу, хожу в продуктовый магазин. Я не играю по их правилам. Это сбивает с толку, потому что они вроде как обманывают тебя. Иногда они назойливы, их видно, а порой едешь, оборачиваешься, а никого нет. Чувствуешь себя долбаным нарциссом. А потом думаешь: «Ура! Я свободна!» Появляется где-то две недели, чтобы походить в любимой кофте и без макияжа. Потом неожиданно ты понимаешь, что они все это время никуда и не исчезали, просто спрятались получше.
Совет от Лив Тайлер, как залечить разбитое сердце. «Нет ничего хуже сердца, томящегося от любви. Это похоже на физическую боль. Пару недель ты думаешь, что все в порядке, мне лучше, пока неожиданно тебя снова не загибает. Сразу становится понятно, кто твои друзья.
После развода с Роем Бобби в буквальном смысле перебрался ко мне и помогал пройти через все невзгоды. Другая моя лучшая подруга Виктория постоянно со мной в Лос-Анджелесе. Труднее всего, когда они уходят... Начинают одолевать сомнения: ты неудачница или с тобой что-то не так. Вокруг куча людей, что избегает этого или делает вид, что им все равно. Но если ты не позволишь себе погоревать, проблема возвращается и надирает тебе задницу. Если ты не можешь убежать от себя, тебе придется иметь дело с этим».
ЛТ: Вы просто обязаны послушать Грэма Парсонса, я его обожаю.
ЛБ: Ага. We’ll Sweep Out The Ashes In The Morning.
ЛТ: Боже мой! Вы знаете его? Hearts on fire... (напевает)
ЛБ: Моя любимая — Love Hurts.
ЛТ: И моя тоже. Такая настоящая. Как там было?
Поем вместе: «Love hurts, love scars/Love wounds and mars/Any heart not tough nor strong enough/ To take a lot of pain…»
ЛТ: Поверить не могу, что вы знаете эту песню! Я её обожаю (смеемся). Музыка пробирает до самого нутра. Сейчас я только это и слушаю. Должны быть тут (Лив идет к магнитофону, ищет диски). О, нет. Их нет. (Звонят в дверь — привезли еду. Она берет рацию: «Да, привет, можешь спуститься вниз?» Она возвращается с двумя бумажными пакетами). Все так классно. Так, где тарелки? Ага, тут. Все не на своем месте!
ЛБ: Вы и в самом деле 4 месяца сюда не приезжали?
ЛТ: Ни разу. Мне было лучше, если я буду жить там, где ничего бы не напоминает о прошлом. Простите, я сбегаю в уборную. (Я слышу её тихий голос из туалета, напевающий Hearts on Fire. Мы обе смеемся. Потом она возвращается, улыбаясь) Я все ещё не могу поверить, что вы знаете эту песню. Я ездила в небольшой спа в пустыне две недели назад,. Нужно было отлежаться пару дней из-за простуды.
И всю дорогу нервничала, когда вела машину: я знала лишь то, где находится педаль газа, потому что раньше Рой нажимал на газ. Я слушала Грэма Парсонса в пути, пела во все горло, и все было круто! (я отрываю кусок бумажного полотенца, которое было над двумя огромными серебристыми мусорными ведрами. На одной этикетке написано «Хрень», на другой — «Переработка». Смеюсь) Ага, это Рой сделал.
ЛБ: В какое ведро полотенце?
ЛТ: В «Хрень».
ЛБ: Позвольте задать вопросы о детстве. Были ли какие-то постоянные проблемы в школе?
ЛТ: Меня наказывали за то, что отвечала, не поднимая руки. И только за год до выпускного, когда уже вовсю работала, я получила право говорить вне очереди. Помню, стояла в коридоре и говорила: «Да ну вашу ма-ать!» А директор школы, который был очень хорошим, закатывал глаза, проходя мимо меня.
ЛБ: Вы чувствовали, что вы другая?
ЛТ: Я понимала, что моя семья была эксцентричной. Мама была из тех безумных женщин, которые постоянно волочатся за рокерами.
ЛБ: О чем вас спрашивают на каждом интервью?
ЛТ: Об отце. Наверное, оттого, что люди постоянно превозносят это. Неважно, что я им говорила, они всегда изобретали собственную версию. Помню, однажды прочитала, что в детстве я дружила с Миком Джаггером. И все эти дикие вещи, которых никогда не было...
ЛБ: А что было?
ЛТ: Когда я родилась, мама была очень молода. Ей самой нужна была помощь. Поэтому я жила в Мэне с тетей, дядей и кузенами.
ЛБ: Она оставила вас с ними, когда вы родились?
ЛТ: В три месяца. На три года. Но она часто приезжала. Она пыталась разобраться в собственной жизни и привести её в порядок.
ЛБ: Понятно. Получается, она работала в другом городе?
ЛТ: В основном, здесь. Модельный бизнес и все такое.
ЛБ: Но вы не помните ничего из...
ЛТ: Я помню, как жила с тетей в Мэне. Там было, как дома. Потом я жила с бабушкой и дедушкой в Вирджинии. Потом я вроде как жила с мамой постоянно. И Тодд Рандгрен был моим отцом. Тодд решил, когда я родилась, что у меня должен быть отец, поэтому вписал свое имя в свидетельстве о рождении. Он знал, что, возможно, я не его дочь, но...
ЛБ: Вы чувствовали обиду по отношению к матери?
ЛТ: Когда была маленькой, мне было тяжело, точно была обижена и зла, потому что у меня не было идеальной мамы и всего такого. Но сейчас я её очень понимаю. После всего, что произошло за последние пару лет, я и вправду понимаю... В общем, Тодд был моим отцом. Он полностью поддерживал меня, заставил окончить крутые частные школы, и я ездила к нему трижды в год. Он жил в Вудстоке.
ЛБ: А вы называли его папой?
ЛТ: Ага. Я вроде как перестала называть его папой, но, знаете, когда он... Он самый... Я имею в виду, я так ему благодарна, я очень его люблю. Когда он обнимает меня, чувствуется, что это папа. И он очень надежный и сильный.
Как Лив Тайлер встретилась со Стивеном Тайлером. «Мне было где-то восемь. Я не знала, кто такие Aerosmith. Мама сказала: «Иди сюда, я хочу представить тебя кое-кому». А я смотрела, как играет Тодд, и ответила: «Ну-у, я не хочу!» А она показала на какого-то человека, который стоял у бара, и я такая: «Это сын Мика Джаггера?» Он купил мне «Ширли Темпл» — это коктейль из гренадина и газировки с пластмассовыми вишенками. Я была такой пацанкой, надела юбку в стиле восьмидесятых и сидела, широко расставив ноги. Помню, как он говорил: «Сдвинь ноги, юная леди». Я влюбилась в него по уши, но не имела ни малейшего понятия, кто он».
ЛТ: После нашей встречи Стивен стал звонить, и мы начали видеться. Он только что вышел из реабилитационного центра и заглаживал как мог вину перед мамой за то, что не был рядом долгое время из-за наркотиков. Он же не видел меня до этого.
ЛБ: Но он знал?
ЛТ: Знал. То есть, знал кое-что... Знаете, эти отношения — сложная штука. Он очень занят, мой отец. Его часто нет рядом. Очень трудно быть дочерью рок-звезды. Это точно, временами... Это может быть больно... Особенно для меня, я не могу об этом говорить. (Она замолкает)
ЛБ: Вы часто разговариваете?
ЛТ: Честно? За последние несколько лет мы были не слишком-то близки. У него много своих проблем, и его не было рядом, когда был нужен нам. Так что это трудно. Вообще-то я не должна говорить об этом.... Я очень-очень-очень хочу, чтобы он чаще бывал с нами, чтобы узнать Майло лучше и… Но он должен пройти через то, что у него сейчас.
ЛБ: Я прочитала интервью, которое вы брали у Кейт Хадсон. Вы говорили, что люди не понимают всей сложности отношений «звездных» родителей и их детей. Я полагаю, что они видят только...
ЛТ: Гламур. (Отодвигает тарелки) Вы наблюдаете за жизнью людей со стороны и все кажется понятным. Но Кейт и я совершенно разные: она выросла в центре Калифорнии со звездными киношными родителями. А когда моя мама наконец перебралась в Мэн, мы жили в крошечной квартире, а все мои друзья жили в изысканных домах... Для того, чтобы чувствовать себя хорошо, мне нужно делать обычные вещи, в то время, как Кейт росла в доме, полном слуг и нянь. Это нормально для нее.
ЛБ: Как быть нормальным, работая в кинематографе?
ЛТ: Ну... Я снимаюсь очень интенсивно, чтобы после этого не работать примерно год, потому что я хочу приходить домой и жить в своей версии нормальности.
ЛБ: А бывают времена, когда вы говорите себе: «Я бы отдала все, чтобы стать обычным человеком»?
ЛТ: Нет. Когда я хочу сделать это, я еду в Мэн, Нью-Гэмпшир, Бостон, Нью-Йорк.
ЛБ: Вас волнует то, что слава станет неприятной, если вы станете более знаменитой?
ЛТ: Я об этом не задумываюсь.
ЛБ: Хорошо. Но быть на уровне Анджелины Джоли, должно быть, невыносимо, правильно?
ЛТ: Знаю, но это её путь. Именно из-за этого я и перестала читать журналы. Я даже не хочу думать об этом. Возможно, я живу прошлыми чувствами, когда у меня были первые успехи, не было папарацци на каждом шагу.
ЛБ: Ну, времена, когда общественность желала, чтобы была дистанция между ними и кинозвездами, прошли. Сейчас каждый желает знать...
ЛТ: Какую туалетную бумагу они используют! (Смеется) Я постоянно даю интервью, где мне говорят: «Мы не собираемся задавать личные вопросы. Мы просто хотим знать все о том, как вы ухаживаете за кожей и чем питаетесь». Больше личного, чем прошерстив мою медицинскую карту и узнав все витамины в моем теле, и получить нельзя!
ЛБ: Вы бывали в шоке от того, что о вас написали?
ЛТ: Я помню, когда вышел фильм «Ускользающая красота», был один обзор. Один журналист сказал, что я похожа на лошадь, жрущую из корыта.
ЛБ: Мило.
ЛТ: И я это запомнила на всю жизнь. Сейчас все в норме, потому что у меня и так лошадиное лицо.
ЛБ: Вы смотрели «Ускользающую красоту» после выхода?
ЛТ: Прошлой ночью я была дома в Лос-Анджелесе. Уложила Майло спать и пошла к телевизору. Наша няня сидела и смотрела этот фильм. Там была сцена, где я лежу на кровати, плачу, вытираю слезы. И в том, что я делала со своим мокрым пальцем, была некая двусмысленность. А потом Джереми Айронс входит и нюхает мне палец. Я сказала: «Боже мой, Линда, не смотри это». Все-таки я посмотрела фильм минут пять-десять... Странно, потому что я всегда вспоминаю прошлое. Все, что я видела, все интервью, которые я давала, все мои фильмы, где я ещё девочка или молодая женщина.
ЛБ: Вы заметили какие-то различия между тем, что было тогда, и сейчас?
ЛТ: Помню, думала, что казалась жестче и сильнее. В юности я была мягче... Я часто думаю, что стоит смотреть свои фильмы, чтобы помнить, кто я есть или кем я была тогда. Но я никогда не смотрю. Боюсь, наверное.
ЛБ: Вы стесняетесь, когда встречаете какую-то знаменитость?
ЛТ: Ужасно, но я довольно стеснительна. С друзьями я самоуверенная, много говорю и что-то вроде экстраверта. Но я никогда сама не подойду к кому-то познакомиться. Неважно, кто вы есть, если вы встречаете таких людей, как Лорен Бэколл, или Джек Николсон, или Мартин Скорсезе, всегда бывает одинаково: «Ууууххх!»
Как Лив Тайлер обедала с Марлоном Брандо. «Он такой озорник. Он был непосредственным, как ребенок, и показывал нам фокусы. У него был красный шарф в кармане пиджака. Он показывал фокус, где он достает шарф из кармана, делает что-то руками (она показывает волны руками) и шарф исчезал. И никто не видел, куда он его девал. Оказалось, что у него поддельный большой палец. А шарф он впихивал в поддельный палец. Это было круто».
ЛБ: Какие черты характера вы переняли от родителей?
ЛТ: Сложно сказать... Я бы сказала, что и у мамы, и у папы есть эта детская радость и оптимизм, которые от них исходят. У мамы были болезненные вещи в жизни, и она всегда учила меня, что все случается по какой-то причине. Это сильно помогло мне в последние пару лет. Я очень благодарный человек: вижу, что в мире много красоты. Хотя боли и зла тоже много.
ЛБ: Но ведь не зря говорят, что если ты печален, мир чувствуешь особенно остро.
ЛТ: Согласна. Чувствуешь абсолютно все. Запахи меняются. В молодости думаешь, что все уже выяснил, строишь планы, ставишь цели... И потом происходят повседневные вещи, которые останавливают тебя на выбранном пути.
ЛБ: То есть, вы считаете, что любовь и несчастье стоят рядом?
ЛТ: Конечно. Но самое страшное то, что это может остановить человека от настоящих и страстных поступков из-за страха ошибиться. Я не согласна с этим. Невероятно трудно двигаться вперед после потери, но я не поменяю это ни на что на свете. Потому что я хочу чувствовать это, я хочу... Это сложно. Это то, как я живу сейчас: перестаю быть той, кем меня желают видеть, или той, кем, я считаю, мне нужно быть, чтобы угодить всем и каждому. Нужно быть собой. (Входит Бобби) Привет! Который час?
ЛБ: 2.46.
ЛТ: Что?! Я должна быть в другом месте в три. Блин!
Интервью длилось дольше на пятьдесят минут. Тайлер умчалась в уборную, сгребла сумку, накинула плащ на плечи, все время извиняясь, что задержала меня. Поспешные, но теплые объятия на пороге.
«Спасибо!», — сказала она. — «Увидимся завтра на фотосессии. Жду не дождусь, чтобы увидеть, что они мне приготовили». Я сказала, что её плащ слишком тонок для такого холода. «Я знаю», — смеется она. — «Я бы сейчас закуталась в двадцать пальто и шарфов. Но я хочу выглядеть шикарно для вас! Мерзну неимоверно». Улыбнувшись в последний раз, она ушла.
Фото: Miguel Reveriego
Стиль: Grace Cobb
Текст: Louise Brealey
Перевод: Семен Семенов
